Ладно, сегодня немцы успокоились, видимо, опять нам завтра сюрприз готовят. У нас же всего один автожир и остался, а армия никак не шевелится, чтобы авиаразведчиков сюда послать. Хорошо хоть кто-то догадался нам эту экспериментальную эскадрилью отдать. И то, я думаю, потому что больше никто с ней связываться просто не хотел, аппараты незнакомые, что с ними делать, неясно. Зато нам они как раз ко двору пришлись. Жалко, что не настоящие вертолеты, но и эти машинки неплохо нам послужили. Для связи не хуже нынешних У-2, садятся на пятачок, в воздухе на совсем малой скорости планируют, пару стокилограммовок запросто несут. Как вчера один ловко над немецкой колонной в воздухе призавис и бомбы точно в передний грузовик вложил! Правда, и ему от пулеметного огня здорово досталось, но прилетел ведь. Вот и ремонтируют его сейчас, а второй пытается разведать с воздуха. Увы, немцы истребителей понагнали и пусть в основном вдоль линии фронта патрулируют, но автожиру летать не дают. Ясно, что какую-то пакость готовят. Но вот какую? Обсуждали с Андреем возможные действия, подготовили приказы на несколько вариантов. Посмотрим, насколько мы умные…
Тэк-с, сейчас посмотрим, что там такое? Ага, Сема с радистами над чем-то работают.
— Здравия желаем, товарищ инженер-майор!
— Здравствуйте. Чем занимаемся?
— Пытаемся немецкие передачи перехватить. Пока не получается. Тишина в эфире, — разводит руками Семен. Остальные радисты кивками подтверждают его слова. Молчит даже их командир.
— Совсем ничего не поймали?
— Кроме переговоров авиации — ничего.
— Поня-ятно. Ну что же, продолжайте.
Быстро в штаб. Молчание в эфире — самый скверный признак Точно ударят — не сегодня, так завтра. И все, придет нам северный зверек. Боезапасов у нас на полдня интенсивного боя осталось…
Надо срочно отправлять автожир в штаб армии…
Упорство и труд все перетрут. Конечно, особенно если дать достаточное время. Только с последним у коллектива ОКБ были проблемы. Время утекало, как вода сквозь пальцы, а многие проблемы так и не решались, несмотря на все упорство и весь труд многочисленного коллектива. Пока удалось лишь полностью переработать систему ленточного питания, сделав ее более надежной в эксплуатации. По предложению Коровина разработали специальную коробку, пристегиваемую к гранатомету, для ленты на двенадцать гранат. Ничего особо революционного в этой идее не было, немцы, разрабатывая ручной пулемет на базе «Максима», в свое время тоже поместили ленту в пристегиваемом коробе, но Таубин признал, что решение было удачным. День за днем наблюдая за своим начальником, Яков Григорьевич понял, что сильно его недооценивал. Может быть, новые идеи выдавались Коровиным нечасто, зато по умению детализировать идею, оживить ее, разработать с технологической точки зрения с ним мало кто мог сравниться. Яков самокритично признавал, что ему никогда в этом с Сергеем Александровичем не сравниться.
Вот и сейчас, Генеральный практически на равных разговаривает с главным технологом завода.
— Думаю, здесь допуски можно и расширить, только вот эта поверхность должна быть обработана с наивысшей точностью. Поэтому я считаю, что надо обработку этой детали разбить на три операции, — говорит Коровин, одновременно расчерчивая на лежащем перед ним листочке бумаги предлагаемую последовательность обработки деталей.
— Нет, так не получится. При такой схеме мы сразу сломаем весь техпроцесс, — озабоченно говорит технолог, рассматривая рисунки Коровина.
— А почему не получится? Сделаем вот так, — и карандаш в руке Коровина снова заскользил по бумаге.
— Это да, но вот количество фрезерных операций на этом этапе возрастает…
Тут Таубина отвлекает группа проектировщиков, принесшая на утверждение чертежи нового варианта станка. Возглавляет ее молодой, подающий надежды студент Барышев.
— Ну, и что вы мне покажете? — спрашивает Таубин, пока чертежники закрепляют ватман. — Придумали что-нибудь?
— Придумали, придумали, — сразу в несколько голосов отвечают пришедшие, улыбаясь.
— Посмотрим, посмотрим, — Таубин подходит к кульману. На нем, кроме изометрического изображения, закреплены и несколько более мелких чертежей станка.
— Вот, Яков Григорич, предлагаем такой треножный станок. В сборе с телом гранатомета его могут переносить двое, вес меньше предыдущей модели. Примерно вдвое меньше и трудоемкость изготовления.
— Подождите, а насколько ухудшится точность стрельбы? Легкий станок… Вот это что?
— Тут такая хитрость, Яков Григорич. Мы подрессорили переднюю ногу, поэтому точность упасть не должна. Для крепления на танке вот этот откидной замок. По тем чертежам, что у нас есть, должен цепляться за рукоятку люка осмотра трансмиссии. При этом легко и быстро расцепляется, и наш гранатомет можно использовать отдельно.
— Пока все выглядит неплохо, с моей точки зрения. Да, а ведь на поле боя не всегда можно будет переносить оружие в сборе. Об этом вы подумали?
— Конечно, Яков Григорич, долго этот момент рассматривали и решили…
— Чего застеснялся, выкладывай.
— Надо делать сошки на гранатомете. Если вдруг второй номер будет убит, то некоторое время можно будет и с сошек стрелять. Конечно, только прямой наводкой, но все же…
— Хорошо. Мне вариант нравится. Сейчас сходите пообедайте, а потом будете его защищать перед Генеральным.
День пролетел почти незаметно. Совещание, разговоры, бумаги, цех… Вечером, подводя итоги, Коровин сказал, что работы движутся быстрее графика и единственный неустранимый пока недостаток — это малая мощность боеприпаса: